176
КОМПАРАТИВНЫЙ АНАЛИЗ ЭКСПЛИКАЦИИ
ИРРАЦИОНАЛЬНОГО КОМПОНЕНТА ПРИНЦИПОВ
УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА (ОПЫТ США)
Хан Виталий Вячеславович,
профессор Академии
правоохранительных органов
при Генеральной прокуратуре
Республики Казахстан, к.ю.н.,
ассоциированный профессор
Существующая
методология
компаративного
анализа
принципов не учитывает диалектические связи и закономерности их
экспликации в конкретной национальной модели уголовного
судопроизводства, что с правотворческой стороны приводит к
эклектике и априорной рецепции институтов зарубежного права,
исключающих социокультурные аспекты продуцента и реципиента.
В то же время фрейм развернутой интерпретации
иррационального компонента принципов в конкретном типе
уголовного процесса должен коррелировать, как с особенностями
национальной системы права, так и со спецификой субъективной
стороны правовой действительности, создавая тем самым условия для
трансформации
правовой
культуры,
обеспечивающей
неукоснительное соблюдение принципа верховенства прав и свобод
человека.
В этом контексте следует обратиться к опыту США, в котором
иррациональный компонент принципов уголовного процесса
представляется в качестве постоянной доминанты в практике
американского уголовного правосудия. Так, иррациональный
компонент
«привилегии
против
самообвинения»,
образует
композицию Пятой поправки Конституции США, в виде правовой
формулы о том, что:
«никто не должен принуждаться в уголовном
деле свидетельствовать против самого себя»
и получает свою
развернутую интерпретацию через «правило Миранды» (
Miranda
warning
).
Генетическая природа иррационального компонента данного
принципа, безусловно, по своему характеру имеет деонтологическую
177
пресуппозицию, однако в рациональном смысле, он (принцип)
представляет собой один из элементов процесса судейской
верификации достоверности фактических данных, полученных в ходе
полицейского допроса подозреваемого (обвиняемого), особенно в
части его признания в виновности совершения преступного деяния.
В этой связи в основе правового фреймирования правил Миранды,
раскрывающих содержание конституционной привилегии против
самообвинения, закладывается институт полицейского ареста. Такая
концепция обусловлена неординарными условиями, связанными с
полицейским ограничением свободы лица и наделением его статусом
подозреваемого, создающими некий психологический дискомфорт,
сопровождаемый полицейским прессингом, что вызывает у
допрашиваемого в процессе вербальной коммуникации когнитивные
искажения объективной действительности.
В эмпирическом аспекте, предтечей правового фреймирования
правил Миранды является дело Браун против штата Миссисипи, не
только по причине получения признания обвиняемых посредством
физических пыток, но в силу прогнозирования судебной властью того
факта, что механизм принуждения может функционировать и без
методов,
нарушающих
физическую
неприкосновенность
допрашиваемого [1]. Эта концепция получает свое дальнейшее
подтверждение в деле Спано против Нью-Йорка, в котором
Верховный суд США признает принуждением к самообвинению ряд
существенных факторов, одним из которых является использование
полицейскими в интересах своей деятельности молодого возраста
допрашиваемого и, соответственно, его жизненной неопытности в
вопросах взаимодействия с полицией в рамках уголовного
правосудия. Другими факторами, способствующими принуждению к
самообвинению, были признаны обстоятельства неправомерного
поведения полиции, связанные с продолжительной непрерывностью
ночного
допроса,
построенного
на
наводящих
вопросах,
игнорировании требования об участии адвоката и реализации права
на хранения молчания, а также манипуляции сознанием
допрашиваемого через его близкого друга, офицера полиции Бруно,
178
убеждавшего Спано в преимуществе дачи признательных показаний
(признании вины) [2].
Классическим камнем преткновения, в процессе выманивания
полицией у подозреваемого признательных показаний, является
обеспечение
права
на
адвоката,
представляющего
собой
рациональное воплощение «полицейской совести», образующей
внешнюю мотивацию нравственного поведения и соблюдения
формально юридических требований в ходе собирания доказательств.
В этом аспекте значительную роль в укреплении архитектуры
надлежащей процедуры, определяющей систему гарантий против
принуждения к самообвинению, сыграло дело Гидеона против
Уэйнрайта, зафиксировавшее в качестве индикатора реализации
права на справедливый суд, обязательное участие в деле адвоката вне
зависимости
от
материального
положения
подозреваемого
(обвиняемого) [3].
В дальнейшем при разрешении дела Маллой против Хогана
Верховный Суд США, в качестве содержательной составляющей
конституционной гарантии против принуждения к даче показаний,
констатировал право задержанного хранить молчание до тех пор, пока
он сам по доброй воле не решит давать показания [4]. И наконец, само
решение по делу Миранда против штата Аризона, определяет любую
форму лишения властями свободы (арест) в качестве угрозы праву
гражданину против самообвинения [5]. Следовательно, во избежание
различного рода инсинуаций со стороны полиции, задержанный
перед допросом стал предупреждаться о своих конституционных
правах: хранить молчание, поскольку его показания могут быть
использованы против него в суде, а также находится под защитой
адвоката, в том числе на безвозмездной основе [6, 41].
Впрочем, судебный прецедент по делу Миранды против штата
Аризона
не
является
кульминацией
правового
фрейма
конституционной привилегии против самообвинения. Ведь в
правоприменительной практике имеют место различные временные
люфты, предоставляющие возможность скорректировать начальный
этап реализации процессуальных гарантий, используя метод
буквального толкования, отягощенного спецификой корпоративного
179
правосознания, полицейской функцией раскрытия преступления, без
учета иных содержательных составляющих интерпретации правовых
норм. Определение момента задержания, а вместе с ним и
ознакомления с правилами Миранды, а также предоставление
процессуальных гарантий оставался до конца неразрешенным, пока
Верховный Суд США по делу Орозко не определил любое
фактическое удержание, ограничение права на передвижение со
стороны полиции в качестве ареста [7, 79].
Вместе с тем следует учитывать, что правила Миранды имеют и
более углубленную интерпретацию, основанную на уникальности
каждого дела и учитывающую многоаспектные факторы,
отражающиеся на волеизъявлении дачи показаний подозреваемым
(обвиняемым). В действительности такие факторы могут
варьироваться от признаков физического воздействия и до методов
морального давления, взывание к совести и чувству жалости,
эмоционального
истощения,
ставшего
результатом
продолжительного и интенсивного допроса, длительной изоляцией, а
также иной вариативности «допроса третьей степени».
В то же время отсутствие подобных факторов, а также
соблюдение формальных требований, позволяющих реализовать
конституционные гарантии в виде привилегии против самообвинения
и права на квалифицированную юридическую помощь на любой
стадии допроса, не могут служить основанием для признания
полученных данных в качестве недопустимой или недостоверной
доказательственной информации.
По этой причине сложно согласиться с критической оценкой
М.А. Пешкова решения Верховного Суда США по кейсу Бербина, с
позиции ограничения интерпретативной парадигмы правил
Миранды[8,48],
поскольку
право
на
квалифицированную
юридическую помощь исходит из концепта волеизъявления
подозреваемого (обвиняемого), а не представителя адвокатского
корпуса. Согласно кейсу, формальные условия и процессуальный
порядок, связанные с предоставлением задержанному Бербину
возможности
в
принятии
самостоятельного
решения
об
использовании права на защиту от самооговора, соблюдены в полной
180
мере. Барбин письменно отказался от защиты при отсутствии
факторов, оказывающих влияние на его сознание в использовании
конституционного права на квалифицированную юридическую
помощь (адвоката). Что в свою очередь коррелирует с практикой суда
относительно самоинкриминирующих высказываний полицейскому в
ординарных для продуцента условиях (без ареста).
Безусловно, причиной рассмотрения дела Миранды являлось
формальное ознакомление допрашиваемого со своими правами,
реализация которых в реальности ничем не обеспечивалась. По делу
Миранды «сам факт того, что он подписал заявление, содержащее
отпечатанный пункт о том, что он «полностью осведомлен» о своих
«законных правах», не приближается к сознательному и разумному
отказу, необходимому для отказа от конституционных прав» [9,48].
В деле Бербина, напротив, отсутствие у него информации о
желании участвовать адвоката при его допросе, никоим образом не
отразилось на способности осознавать свое конституционное право и
сознательно отказаться от него. Отказ от защиты и дача
признательных показаний не содержат признаков принуждения, так
как Бербин знал свое право на молчание и требование адвоката на
любой стадии допроса, а также о намерении государства использовать
его показания с целью привлечения к уголовной ответственности [10].
Таким образом, декодирование конституционной формулы:
«никто
не должен принуждаться в уголовном деле свидетельствовать
против самого себя»,
с учетом полицейской практики и
корпоративного
правосознания,
детерминированного
функциональным назначением полицейской деятельности, позволило
Верховному суду США определить рациональные компоненты
принципа, позволяющие параметризировать меру принуждения
против
самообвинения,
допустимости
полученное
доказательственной информации.
Список использованной литературы:
1.
U.S. Reports: Brown v. Mississippi, 297 U.S. 278 (1936) //
https://www.loc.gov/item/usrep297278/
181
2.
Spano
v
New
York,
360
U.S.
315
(1959)
//
https://supreme.justia.com/cases/federal/us/360/315/
3.
Gideon
v.
Wainwright,
372
U.S.
335
(1963)
//
https://supreme.justia.com/cases/federal/us/372/335/
4.
U.S. Reports: Malloy v. Hogan, 378 U.S. 1 (1964) //
https://www.loc.gov/item/usrep378001/
5.
U.S. Reports: Miranda v. Arizona, 384 U.S. 436 (1966) //
https://www.loc.gov/item/usrep384436/
6.
Хан В.В.
Англо-американская
типология
уголовного
досудебного производства: эволюция и современные тенденции
развития. Монография. – Алматы: «TST Company», 2011. – 270 с.
Мишина Е. Миранда против штата Аризона (революция суда
Уоррена) // http://sergeinasonov.narod.ru/Miranda2.doc. Махов В.Н.,
Пешков М.А. Правила Миранды подвергаются критике // Российская
юстиция. - 2000. - №1. - С. 55-57.
7.
Пешков М. А. Арест и обыск в уголовном процессе США: Дис.
... канд. юрид. наук. - М., 1998. - 186 с.
8.
Пешков М.А. Арест и обыск в уголовном процессе США. М.:
Спарк, 1998. – 104 с.
9.
Colin E. Criminal Justice: Trials and the Courts. – Infobase
Publishing, 2010. – 125 p.
10.
Moran
v.
Burbine,
475
U.S.
412
(1986)
//
https://supreme.justia.com/cases/federal/us/475/412/
