213
МАТЕМАТИКО-СТАТИСТИЧЕСКИЕ МЕТОДЫ И
КОМПЬЮТЕРНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ В ИЗУЧЕНИИ РЕПРЕССИЙ
ПРОТИВ БАЙСТВА НА РУБЕЖЕ 1920–1930-х ГГ.
Жакишева С.А.
доктор исторических наук, профессор кафедры
всемирной истории, историографии и источниковедения
Казахского национального университета им. Аль-Фараби,
член 1-ой научно-исследовательской рабочей группы
Государственной комиссии по полной реабилитации
жертв политических репрессий.
Балтабаева К.Н.
кандидат исторических наук,
Исполнительный директор Ассоциации выпускников
Казахского национального университета им. Аль-Фараби,
руководитель 1-ой научно-исследовательской рабочей группы
Государственной комиссии по полной реабилитации
жертв политических репрессий
Экспроприации казахского байства проявилась в виде непосильного
налогообложения,
лишения
избирательного
права,
незаконной
конфискации имущества и скота, выселения семей с мест постоянного
проживания. Она оказала существенное влияние на стагнацию
индивидуального
хозяйства
и
предпринимательства,
осложнение
социально-демографической
ситуации
в
Казахстане,
нарушила
традиционную структуру жизнеобеспечения, устоявшиеся веками
морально-этические традиции казахского народа, нанесла удар, как и по
всей стране, крестьянскому традиционализму.
Наряду с крупными байскими хозяйствами экспроприации
подверглись средние и даже маломощные хозяйства, владельцы которых,
по мнению официальных властей, представляли потенциальную
оппозицию режиму.
Кампания по конфискации богатых и зажиточных хозяйств
казахского аула, затем насильственная коллективизация и оседание
переросли в начале 1930-х гг. в антикрестьянские репрессии. Республика
была ввергнута в хаос и демографическую катастрофу, народ голодал и
вымирал и, спасаясь, обратился в массовое бегство за пределы Казахстана
и Советского Союза (Китай, Монголия, Иран, Афганистан, Узбекистан,
Таджикистан, Туркменистан, Кыргызстан, Россия) [4].
На основе новых концептуальных подходов в 1990-е гг. эти
положения получили освещение в казахстанской историографии,
214
сообразно принятой методологии, задела научных школ и доступной
источниковой базы. Но отдельные ее аспекты, как, например,
исследование социального облика так называемых баев-«полуфеодалов»,
структурный анализ их семей, моделирование и определение степени
состоятельности конфискованных байских хозяйств, характеристика
социальной психологии восприятия ими чрезвычайных мер, а также
логика действий по приведению механизма репрессий против
традиционных аульных лидеров, не получили тогда своей детальной
разработки.
Во-первых, рассмотрение этих важных вопросов стало возможно в
результате внедрения в научный оборот ранее закрытого массового
источника – архивно-следственных дел репрессированных баев, которые
предоставили
уникальную
возможность
восполнить
недостаток
фактического материала и, более того, выйти на новый уровень
источниковедческого синтеза.
Во-вторых, вероятность максимального выявления и анализа как
явной, так и латентной информации, содержащейся в документах личного
происхождения и архивно-следственных дел, возросла в условиях
использования математико-статистических приемов обработки массового
источника и компьютерных технологий в сформированной проблемно-
ориентированной базе данных (ПОБД), сочетающей одновременно
функции архивирования и комплексного аналитического исследования
содержащейся в ней информации [См.: 1].
Прежде всего, в соответствии с логикой источниковедческого
анализа
были
воспроизведены
конкретно-исторические
условия
возникновения и создания личных дел на баев, которые определили их
характер и содержание. Как показал компаративный анализ материалов
Центральной комиссии по конфискации имущества баев-«полуфеодалов»
при КазЦИКе со сведениями других документальных источников,
выявленных в государственных и специальных (ведомственных) архивах
Казахстана и сопредельных стран, следственные дела обладают
наибольшей полнотой и информативной насыщенностью, так как
аккумулируют практически все документы, касающиеся репрессивных
акций в отношении казахского байства на рубеже 1920–1930-х гг.[6].
Сама методика сбора следственного материала обеспечила высокую
степень ее полноты, т. к. поступление в Центральную комиссию всех форм
установленной советской властью, ее налоговыми и карательными
органами отчетности, различных характеристик, справок, актов и других
документов по конфискации на конкретное хозяйство и его владельца
имело обязательный характер. Все документы и переписка подшиты в
специально заведенные дела на каждого конкретного бая. Основная часть
их сосредоточена в рассекреченном фонде 135 Центрального
государственного архива РК.
215
В ходе аналитико-синтетической и логической обработки
источниковый материал был разделен на 2 крупных блока документов,
связанных, во-первых, с социально-экономическими и политическими
характеристиками экспроприированных хозяйств с позиций официальных
властей и, во-вторых, с жалобами «раскулаченных», репрессированных,
которые дали не менее ценное представление о личности каждого
конкретного человека, его семье, родственных, родовых и общественных
связей, сведения о размерах и структуре конфискованных хозяйств с точки
зрения его владельцев.
Сопоставление данных этих документов позволило сделать вывод о
достаточной степени достоверности многих количественных и
качественных
показателей,
характеризующих
экспроприированные
хозяйства так называемых баев-«полуфеодалов».
Источниковедческий
анализ
включал
обоснование
степени
репрезентативности показателей, которые легли в основу базы данных, для
чего был использован выборочный метод обследования, предполагающий
отбор из генеральной совокупности личных дел (923 ед.) такой ее части,
которая бы по своему составу и величине обобщающих статистических
характеристик представляла бы (репрезентировала) эту общую
совокупность.
Для формализации данных источника и измерения его признаков
была сформирована унифицированная анкета, включившая в себя более
100 количественных и качественных показателей, специальным образом
градуированных и кодированных для ввода в компьютер. Практически эти
действия означали синтез нового трансформированного источника на базе
традиционного и составили первый этап докомпьютерной его обработки.
Этап компьютерной обработки включил в себя выбор программного
обеспечения (СУБД), ввод данных унифицированной анкеты по
материалам выборки в компьютер и его рациональное размещение,
проведение
математико-статистической
обработки
материала
и
вычисление выборочной погрешности. Конечным результатом стало
агрегирование полученных данных, которые позволили в результате их
анализа раскрыть поставленные в исследовании задачи.
Исследование
механизма
конфискации
и
выселения
экспроприированных байских хозяйств позволило сделать вывод о том,
что официальные власти к разряду баев-«полуфеодалов» относили
отдельную категорию казахского аульного населения и скорее всего не по
экономическим соображениям, а по политической неблагонадежности,
отношению к Советской власти и хозяйственно-политическим кампаниям,
проводимым ею методами силового нажима при поддержке милиции,
ОГПУ и сформированной группы бедноты, которая искусственно
противопоставлялась экономически состоятельным хозяйствам, но легко
поддавалась распаду.
216
Так, согласно официальным данным Центркомиссии 80,75 %
хозяйств проходили по 1-ой категории как крупные скотоводы, а по 2-ой –
19,25 % бывших волостных управителей, потомков привилегированных
сословий и противников режима (СОЭ – социально-опасный элемент).
Анализ данных источника в ПОБД опровергает данное положение
Центркомиссии, выявив следующие характеристики: по 1-ой группе
конфискации прошли 65,71 %, а по 2-ой – 34,29 % от общего числа в 696
единиц (официальное число конфискованных согласно постановления от
27 августа 1928 г.).
Такая разница в итоговых показателях была связана, причем с
одобрения центральных и республиканских органов власти, с
постоянными пертурбациями в списках хозяйств в связи с заменой
категории конфискации одного хозяйства другим, которые проводились
как по первоначальным, так и по корректированным спискам. На наш
взгляд, более достоверные данные личных дел отражают тенденцию
уменьшения числа крупных скотоводов в сторону увеличения «социально
опасных элементов», критически и оппозиционно настроенных против
Советской власти.
Разница в 17,14 % объяснялась тем, что следственные дела на ранее
непланируемые на конфискацию хозяйства заводились в спешном
порядке, в октябре – ноябре 1928 г. (официальная дата завершения
кампании была объявлена 11 ноября 1928 г.). Стремление любым способом
выполнить плановые показатели по изъятию скота и высылке 700 хозяйств
породило правовой произвол и открыло широкий простор для
манипулирования категориями конфискации и судьбами сельских
жителей. Так, например, в нарушение ст. 5 Декрета во 2-ую группу было
включено 11,42 % аульных лидеров – бывших биев (судьи), аульные
старшины, обладавшие огромным авторитетом и влиянием на местное
население, а в 1-ую группу – лица (6 %), сочувствовавшие Советской
власти в период гражданского противостояния или воевавшие на стороне
Красной армии и большевиков.
Математико-статистический анализ данных базового источника
позволил выявить нарушения законности в отношении баев, подвергшихся
конфискации имущества и скота (42,86 %) по различным статьям
Уголовного кодекса РСФСР. Например, по ст. 107 УК – 14,31 % баев, по
ст. ст. 169, 63 и 17 – 11,1%, по ст. 58, п. 2 – 8,6 % и др.,
квалифицировавшихся как контрреволюционные преступления и
нацеленные против порядка управления, в том числе сосланных до 27
августа 1928 г. в учреждения ОГПУ РСФСР (5,71 %). Несмотря на
уменьшение поголовья стада в результате предшествующей конфискации,
официальные органы, ориентируясь на неоткорректированные данные,
вновь внесли владельцев скота и имущества в списки, но уже в
соответствии с Декретом. Оставшийся скот был изъят, а члены семьи
217
этапированы в места высылки, за пределы округа. Характерно, что 6 %
баев, освобожденных от уголовной ответственности за отсутствием
состава преступления, так и не получили обратно конфискованный скот.
Всего же к 27 августа 1928 г. под следствием и содержанием в
исправдомах находилось более 150 баев. Согласно данным ПОБД 20 % от
общего числа были привлечены к ответственности за противодействие
массовой конфискации, но их семьи были выселены независимо от
возраста, состояния здоровья и т. п. до вынесения приговора о виновности
подсудимого. Органами ОГПУ социально опасными и пользующимися
огромным влиянием среди населения были названы 577 владельцев
байских хозяйств (в том числе женщины). 91 % баев из них
характеризовались враждебным отношением к Советской власти,
нейтральным и лояльным – лишь по 3%, главами родовых группировок
названы 34,29 % репрессированных [5].
Одним из принципиальных аспектов исследования логики
приведения в действие механизма конфискации байских хозяйств явилось
раскрытие
альтернативных
позиций
официальных
властей
и
репрессированных баев на законность раздела скота и имущества между
владельцами хозяйства и его ближайшими родственниками. Согласно
официальной версии 65,72 % объектов конфискации раздробили учтенный
на 1 января 1928 г. скот среди сыновей – 40 %, братьев – 20 % и жен – 5,72
%, хотя, по мнению властей, все они принадлежали единоличному
собственнику. Согласно выявленным в базе данных показателям, у 48,6 %
репрессированных баев органами по конфискации для подведения их под
нормы Декрета были незаконно объединены два-три и более хозяйств
ближайших родственников, которые документально (на основе окладных
листов) удостоверяли факт уплаты всех видов сельхозналога отдельно друг
от друга в качестве самостоятельных домохозяев. Примечательно, что у
этого же количества хозяйств сами уполномоченные окружных и
районных комиссий фиксировали в отчетных документах по конфискации
наличие отдельных зимовок и собственного тавра для метки личного
скота.
Несколько разнится с этими данными количество хозяйств (51,31 %),
подтверждающими факт раздельности справками аулсоветов, протоколами
собраний аульчан. Разница в 17,12 % хозяйств, видимо, свидетельствует о
наличии фиктивных документов со стороны отдельных байских хозяйств.
Но наличие подобных фактов не дает оснований для выводов о
закономерном характере самого явления. Официальные налоговые
документы, датированные 1925–1927 годами, убеждают, что 48,6 %
владельцев правомочны заявить о нарушении законности в отношении них
и ближайших родственников.
В пользу этого обстоятельства говорят и следующие факты. В ходе
анализа архивного материала были выявлены документы КазЦИК, в
218
которых порицалась практика местных органов объединять хозяйства и
выселять семьи, в которых число их членов достигало 40–60 человек.
Кроме того, выявлены в ходе анализа достаточно достоверные факты,
подтвержденные проходными свидетельствами о высылке, что число
членов высланных семей колебалось от 3 до 30 человек. На основании
этих сведений и компьютерного анализа комбинированных группировок в
БД, авторы утверждают, что число в 696 конфискованных хозяйств
(официальные сведения) не соответствует действительности. Согласно
математическим выкладкам, это число больше и составляет 1053 хозяйств.
Изучение количественных и качественных показателей массового
источника в базе данных по социально-демографическим и экономическим
параметрам позволило смоделировать социальный портрет баев и их
семей, подвергшихся обструктивной мере со стороны государственных
репрессивных органов. Результатом структурного анализа выявленной
информации явились следующие выводы.
Экспроприированные
баи
в
подавляющем
большинстве
представляли лиц мужского пола (94,29 %). В структуре байских хозяйств
(5,71 %) собственником фиксировались женщины, которые приобретали
неформальную власть в семье в случае смерти супруга. Возрастной
диапазон колебался в широких пределах, но максимум приходился на
интервалы в 60–64 года (17,14 %) и 65–69 лет (22,83 %). Приблизительно с
равным распределением были представлены возрастные группы 50–54 лет
(14,29 %) и 45–49, 70–74 лет (11,43 %). Возраст от 80 и более лет
проявлялся на минимальном уровне – всего 2,86 %. Среди женщин были
отмечены лица как пожилого (70–74), так и зрелого (45–49) возраста, а
молодые владельцы конфискованных хозяйств в возрасте до 29 лет
составили 5,8%.
Вышеуказанные сведения дают основание для утверждения, что
конфискации и выселению подверглись в значительной степени
представители
старшего
поколения.
Более
того,
согласно
комбинированным группировкам данных о возрасте, степени грамотности
и авторитета, этот тезис может быть уточнен. Конфискации подверглись в
основном лица зрелого и пожилого возраста, как образованные, так и не
владевшие грамотой, но обладавшие большим жизненным опытом,
житейской мудростью и авторитетом, большая часть из которых
выполняла хозяйственно-регулятивные функции в общине, являясь
неформальными их лидерами. Так, согласно данным БД, молодые
грамотные владельцы хозяйств не обладали влиянием и авторитетом. В
старших возрастных группах выявляется нарастающая тенденция этих
показателей. Несмотря на наличие среди 11,43 % 45–49-летних домохозяев
5,71 % неграмотных, т. е. половины представителей данного возраста, все
они обладали огромным влиянием на аульное население. Подобная
картина перевеса авторитета над неграмотностью баев наблюдается и в
219
других возрастных группах, за исключением градации в 55–59 лет, где
налицо полное совпадение показателей грамотности, авторитета и влияния
на сельчан. Интересная ситуация возникла в возрастной группе от 60 до 64
лет, где, при совпадении уровня грамотности и авторитета у 11,43 % баев
фиксируется 5,71 % неграмотных лиц, не пользующихся влиянием у
сограждан. Данные факты свидетельствуют о практически «идеальном
сочетании» принципов мерито- и геронтократии.
Согласно расчетам, образовательный уровень среди баев составил
почти 3/4 от общего удельного числа репрессированных по Декрету, т. е.
71,43 %. Среди них преимущественно владевших казахским языком
(арабская графика) и обучавшихся в мектебах и мечетях было 48,57 %,
дополнительно русскому языку – 17,14 %, а также имевших специальное и
высшее светское и богословское образование – 5,71 %. В число
неграмотных вошли в основном женщины и мужчины – владельцы
кочевых хозяйств.
Компьютерный анализ комбинированной группировки данных
уровня грамотности репрессированных, возраста и занимаемой должности
при царском правительстве раскрывает тесную взаимосвязь между
признаками. В возрастной группе от 50 до 64 лет, 28,56 % занимали
должности волостных управителей и биев (судьи). Среди 42,86 % баев,
относящихся к более старшим возрастным категориям (от 65 до 80 лет),
почти 2/3 не занимали никаких должностей при царском правительстве, а
из 25,71 % грамотных лиц только 11,4 % персонифицировали часть
носителей хозяйственно-организаторских функций казахского аула.
Социальный-экономический облик байских семей по результатам
исследования представляется следующим образом. Семья принимала как
нуклеарную, в минимальной степени, так и расширенную форму, средний
размер ее достигал 10 чел. (при голоде начала 30-х гг., вынужденном
бегстве за пределы Казахстана подсчет хозяйств принимался в среднем 4–
5 едоков на хозяйство). В байских семьях отмечается и моногамная (57,6 %
от общего числа, распределение по всем возрастам) и полигамная форма
брака (36,4 % – две жены, из них 27 % приходится максимально на возраст
от 50 до 65 лет, и лишь 3 % – три жены, причем у мужчин в возрасте от 65–
69 лет). Полученные группировочные результаты подтверждают
положение о тесной взаимосвязи состоятельности хозяйства и
экономической возможности содержания двух и более жен.
Сочетание признаков о численности семьи и степени обеспеченности
скотом позволили авторам данной статьи высказать предположение о
возможности определения доминирующего признака социального облика
репрессированных – принадлежность к богатой, зажиточной или даже
малообеспеченным стратам казахского общества. В качестве приоритетной
методики расчета обеспеченности скотом в конфискованных байских
хозяйствах и определения имущественного статуса баев были приняты
220
алгебраические операции с использованием простого невзвешенного
среднего арифметического показателя на одного едока в семье, что, на наш
взгляд, более адекватно отражает состоятельность семей с одинаковым
количеством скота, но не сравнимым по их численности (например, в 3–5
и 24–26 чел.). При этом объективно отпадает учет искаженных данных по
искусственно объединенным или, наоборот, искусственно раздробленных
хозяйствам. Из результатов вычислений следует, что к разряду
малообеспеченных можно отнести 8,57 % полукочевых и 2,86 % кочевых
хозяйств (всего – 120 чел.); к среднеобеспеченным 37,15 % байских семей
(391 чел.); 51,42 % можно отнести к числу богатых (542 чел.), из них
оседлых – 14,3 %, кочевых – 5,71 % хозяйств.
Моделирование социально-имущественной модели байских хозяйств
позволило сделать следующие выводы. Согласно расчетам, 44 % хозяйств
занимались продажей скота, незначительная часть богатых и зажиточных
хозяйств (8,5 %) участвовала в ростовщических и посреднических
операциях. О расширении сферы влияния рынка сельскохозяйственных
орудий труда на экономику байского хозяйства свидетельствует данные о
наличии 32 % хозяйств, имевших одну или несколько разновидностей
технически сложного сельхозинвентаря.
Официальные данные о количестве поголовья скота в собственности
баев позволяют высказать предположение о том, что только у 1/5 части
хозяйств стадо фиксировалось на уровне более 500 единиц, основная же
часть в 88 % имела поголовье от 15 до 400 единиц в переводе на крупный
скот.
В качестве источника накопления 20 % владельцев конфискованных
хозяйств, в т. ч. и женщины, указали наследство; собственным же трудом
вырастили скот 62,86 %, т. е. более половины создавали свой «капитал»
либо присваивая прибавочный продукт в силу привилегированного
положения в общине, либо обладая предприимчивостью и навыками
рационального ведения хозяйства.
К моменту массовой конфискации 46 % байской группы
приходилось
на
хозяйства,
бывшие
состоятельными
еще
в
дореволюционный период, остальная часть, более половины –
«выдвиженцы», главным образом, из верхушки середняцкого слоя.
На долю полукочевых хозяйств приходится 4/5 от общего числа
конфискованных и лишь 1/5 часть на кочевой и оседлый. Наемный труд
использовали в 66 % хозяйств, причем 26 % из них не пользовались трудом
сезонных работников. Количество постоянных работников колебалось от 1
до 6 чел., сезонных не более 3 чел., при этом только 9 % из них имели
официальный договор о найме. В 91 % хозяйств фиксировался труд
родственников, 9 % обходились силами собственно семьи. Отсюда вывод:
структурно привлечение дополнительной рабочей силы делилось на три
уровня: найм постоянных и сезонных работников, труд которых
221
оплачивался в денежной и натуральной форме; труд родственников,
«прибившихся» к хозяйству бая в результате определенных сложившихся
ситуаций; супряжные отношения нескольких хозяйств.
Часть признаков, касающихся элементов инфраструктуры байских
хозяйств, степени обеспеченности сельхозинвентарем и др. в силу их
неполноты, не позволили с достаточной высокой точностью раскрыть эти
характеристики, но определенные выводы можно сделать на основании
имеющихся данных. В более богатых семьях фиксируются наличие 2–4
юрт, домов из дерева и камня, даже дома городского типа. Менее
состоятельные владели одной-двумя юртами, земляными зимовками и
саманными
домами.
При
наличии
у
определенной
части
экспроприированных баев различных видов сельхозорудий (в основном в
оседлых хозяйствах), наиболее распространенными были сенокосилки и
плуги. Параллельно данные свидетельствует о том, что в 31,34 %
полукочевых, во всех 8,57 % кочевых, 2,86 % оседлых хозяйств
отсутствовал какой-либо сложный инвентарь. Во всех хозяйствах
отмечался характерный для определенных хозяйственных зон Казахстана
видовой состав стада [7].
Таким образом, одними из главных выводов при изучении
поставленных вопросов можно считать следующие: наряду с крупными и
средними хозяйствами конфискации были подвергнуты относительно
маломощные; практический отбор конфискуемых хозяйств осуществлялся
как по количественным, так и в большей степени по качественным
социальным критериям; логика действия механизма конфискации
диктовалась подрывом власти неформальных аульных лидеров,
уничтожением элитной верхушки казахского аульного населения.
Опыт создания ПОБД «Баи-«полуфеодалы» в Казахстане на рубеже
1920–1930-х гг. предполагает перспективную разработку проблемы на
основе расширения источниковой базы и привлечения архивного
материала
по
беженцам,
изучения
дальнейшей
судьбы
экспроприированных баев, сопоставление механизма конфискации
байских хозяйств с раскулачиванием крестьян как в Казахстане, так и в
республиках бывшего Союза. Расширение ПОБД видится также в
изучении вопросов ликвидации байства на последующих этапах, т. е. в
период проведения сплошной коллективизации в Казахстане [8].
Одним из направлений работы Государственной комиссии по полной
реабилитации жертв политических репрессий, созданной Указом
Президента Республики Казахстан К.К. Токаева от 24 ноября 2020 г.,
является деятельность ученых по изучению, подготовке заключения и
рекомендаций по реабилитации баев, кулаков, крестьян-шаруа,
вынужденных беженцев, подвергнутых ограничениям в правах и
репрессиям [См.: 2, 3].
222
Статья подготовлена в рамках реализации проекта OR 11465470
«Массовые политические репрессии в Казахстане в 20–50-х гг. ХХ в. и
процессы реабилитации: создание единой базы данных» при финансовой
поддержке Комитета науки Министерства науки и высшего образования
Республики Казахстан.
Литература:
1.
Жакишева С.А.
Элиминация байских хозяйств на рубеже
20–30-х гг.
ХХ в.: новые подходы, методы и технологии. Монография. –
Алматы: Қазақ университеті, 2021. – 222 с.
2.
Материалы Государственной комиссии по полной реабилитации
жертв политических репрессий 20–50 годы ХХ века.
Т. 1 / Под общ.
ред. Е.Т. Карина.
– Нур-Султан, 2022. – 622 с.
3.
Материалы Государственной комиссии по полной реабилитации
жертв политических репрессий 20–30 годы ХХ века.
Т. 2 / Под общ.
ред. Е.Т. Карина.
– Нур-Султан, 2022. – 548 с.
СОВЕТ ДАВРИДА ҚАТАҒОНГА УЧРАГАН ЗАВОД ВА ФАБРИКА
ИШЧИ-ХОДИМЛАРИНИНГ ФАОЛИЯТИНИ ТАДҚИҚ ЭТИШДА
РАҚАМЛИ ТЕХНОЛОГИЯЛАРНИНГ ЎРНИ
(ТОШКЕНТ ВИЛОЯТИ МИСОЛИДА)
Базарбаева Ш.
Чирчиқ давлат педагогика институти
тузилмасидаги“Қатағон қурбонлари хотираси”
музейи АКТ бўйича бош мутахассис
1937-1946 йилларда Ўзбекистон ССРда совет ҳокимияти томонидан
қатағон сиёсати олиб борилган. Ушбу қатағонга давлат, фан, маданият
арбоблари, зиёлилар ва уламолар билан биргаликда завод ва фабрикаларда
фаолият юритган ишчи ходимлар ҳам учраган. Хусусан, Тошкент
вилоятида жойлашган завод ва фабрика ишчиларининг айримлари
қатағонга учраган. Бугунги кунда қатағонга учраган завод ишчи ва
ходимлари тўғрисида маълумотлар архивларда сақланиб келмоқда.
Қатағонга учраган завод ва фабрика ишчи-ходимларининг фаолиятини ва
уларнигн қатағонга учраш ҳолатини ўрганишда рақамли технологиялар
муҳим аҳамият касб этади. Чунки, мазкур қатағон қурбонлари тўғрисида
маълумотлар камроқ бўлиб, уларни маълум услуб орқали ўрганиш
мақсадга мувофиқдир [13].
1930 йилларда Ўзбекистон ССРда республика раҳбарларининг
кадрлар сиёсатини ўз халқи манфаатлари йўлида ҳар қандай, ҳатто
журъатсизлик билан тўғрилашга бўлган озгина уриниш ҳам марказ
